Анимированный тигрёнокСказки

Назад
В стране невыученных уроков (часть 2)
-- А когда мы будем учить стихи? -- спросила она у меня. -- Какие стихи? -- Как какие? Забыл? А "Зима. Крестьянин торжествуя"? Я никак не могу их запомнить. -- Это потому, что они неинтересные, -- сказал я -- Вот те стихи, что сочинили в нашем классе мальчишки, сразу запоминаются. Потому, что интересные. Люся новых стихов не знала. Я их прочел ей на память: Нам учиться целый день Лень, лень, лень Надоело! Нам бы бегать и играть, Мяч бы по полю гонять -- Это дело! Люсе стихи так понравились, что она их сразу запомнила Вдвоем мы быстро одолели "крестьянина". Я уже собирался потихоньку вылезти в окно, но Люся опять вспомнила -- они должны вставлять в слова пропущеные буквы. У меня даже зубы заныли от досады. Кому интересно делать бесполезную работу? Буквы в словах пропускают, как нарочно, самые трудные. По-моему, это нечестно Как бы ни не хотелось, а вставлять пришлось. П..друга дней моих суровых, Г..лубка дряхлая моя. Люся уверяет, что это стихотворение Пушкин написал своей няне. Это ей сказала бабушка. Неужели Карандашкина считает меня таким простачком? Так я и поверю, что у взрослых бывают няни. Просто бабушка посмеялась над нею, и все. Но как же быть с этой "п...другой"? Мы посоветовались и решили уже вставить букву "а", как вдруг в комнату ввалились Катя и Женьчик. Не знаю, почему им вздумалось припереться. Я, во всяком случае, их не приглашал. Не хватало еще, чтобы Катька отправилась на кухню и доложила моей маме, сколько двоек я сегодня нахватал. Ко мне и Люсе эти зубрилы относились свысока, потому что учились лучше нас. У Кати были выпученные круглые глаза и толстые косы. Этими косами она гордилась так, как будто их выдали ей за хорошую успеваемость и отличное поведение. Говорила Катя медленно, нараспев, все делала с толком и никогда не спешила. А о Женьчике просто и рассказывать нечего. Он сам по себе почти и не говорил, а только повторял Катины слова. Женьчиком звала его бабушка, которая провожала его в школу, как маленького. Поэтому и мы все стали звать его Женьчиком. Только Катя звала его Евгением. Она любила все делать правильно. Катя поздоровалась, как будто мы с нею сегодня не виделись, и сказала, посмотрев на Люсю: -- Опять у тебя коса расплелась. Это неряшливо. Причешись. Люся боднула головой. Она не любила причесываться. Она не любила, когда ей делали замечания. Катя вздохнула. Женьчик тоже вздохнул. Катя покачала головой. Женьчик тоже покачал. -- Раз вы здесь оба, -- сказала Катя, -- мы вас двоих и подтянем. -- Подтягивайте скорей! -- закричала Люся. -- А то нам некогда. Мы еще не все уроки сделали. -- А какой у вас ответ получился в задаче? -- спросила Катя, точь-в-точь как Зоя Филипповна. -- Полтора землекопа, -- ответил я нарочно очень грубо. -- Неправильно, -- спокойно возразила Катя. -- Ну и пусть неправильно. Тебе-то что! -- ответил я и сделал ей страшную гримасу. Катя опять вздохнула и опять покачала головой. Женьчик, конечно, тоже. -- Ей больше всех надо! -- выпалила Люська. Катя поправила свои косы и медленно сказала: -- Пойдем, Евгений. Они еще и грубят. Женьчик рассердился, покраснел и самостоятельно выругал нас. Мы этому так удивились, что ничего ему не ответили. Катя сказала, что они сейчас же уйдут, и от этого будет хуже только нам, так как мы останемся неподтянутыми. -- Прощайте, лодыри, -- ласково сказала Катя. -- Прощайте, лодыри, -- пискнул Женьчик. -- Попутный ветер в спину! -- гаркнул я. -- До свиданья, Пятеркины-Четверкины! -- пропела смешным голосом Люська. Это было, конечно, не совсем вежливо. Ведь они были у меня в доме. Почти в гостях. Вежливо -- невежливо, а я их все-таки выставил. Да и Люська убежала вслед за ними. Я остался один. Просто удивительно, до чего не хотелось делать уроки. Конечно, если бы у меня была сильная воля, я взял бы, назло себе, и сделал. Вот у Кати небось была сильная воля. Надо будет помириться с нею и спросить, как она ее приобрела. Папа говорит, что каждый человек может выработать волю и характер, если он борется с трудностями и презирает опасность. Ну а с чем мне бороться? Папа говорит -- с ленью. Но разве лень -- трудность? А вот опасность я бы с удовольствием презирал, да только где ее возьмешь? Я был очень несчастным. Что такое несчастье? По-моему, когда человека заставляют силой делать то, что ему совсем не хочется, это и есть несчастье. За окном кричали мальчишки. Солнце светило, очень сильно пахло сиренью. Меня тянуло выпрыгнуть в окно и побежать к ребятам. Но на столе лежали мои учебники. Они были изорванные, залитые чернилами, грязные и ужасно скучные. Но они были очень сильными. Они держали меня в душной комнате, заставляли решать задачу о каких-то допотопных землекопах, вставлять пропущенные буквы, повторять никому не нужные правила и делать многое другое, что мне было совсем неинтересно. Я так вдруг возненавидел свои учебники, что схватил их со стола и что было сил швырнул на пол. -- Пропадите вы пропадом! Надоели! -- закричал я не своим голосом. Раздался такой грохот, словно с высокого дома на мостовую упали сорок тысяч железных бочек. Кузя метнулся с подоконника и прижался к моим ногам. Стало темно, как будто потухло солнце. А ведь оно только что светило. Потом комната озарилась зеленоватым светом, и я заметил каких-то странных человечков. На них были балахоны из покрытой кляксами мятой бумаги. У одного на груди чернело очень знакомое пятно с ручками, ножками и рожками. Точно такие же ножки-рожки я пририсовал к кляксе, которую посадил на обложку учебника географии. Человечки молча стояли вокруг стола и сердито на меня смотрели. Надо было что-то немедленно делать. Поэтому я вежливо спросил: -- А кто вы такие будете? -- Ты присмотрись внимательней -- может быть, и узнаешь, -- ответил человечек с кляксой. -- Он не привык глядеть на нас внимательно точка, -- гневно сказал другой человечек и пригрозил мне пальчиком, выпачканным чернилами. Я все понял. Это были мои учебники. Они почему-то ожили и явились ко мне в гости. Если бы вы слышали, как они меня упрекали! -- Ни под каким градусом широты и долготы никто и нигде на земном шаре так не обращается с учебниками, как ты! -- кричала География. -- Ты обливаешь нас чернилами восклицательный знак. Ты рисуешь на наших страницах всякую ерунду восклицательный знак, -- надрывалась Грамматика. -- Почему вы так напали на меня? Разве Сережа Петькин или Люся Карандашкина учатся лучше? -- Пять двоек! -- крикнули хором учебники. -- Но ведь я сегодня приготовил уроки! -- Сегодня ты неправильно решил задачу! -- Не усвоил зоны! -- Не понял круговорота воды в природе! Больше всех кипятилась Грамматика. -- Сегодня ты не повторил безударных гласных восклицательный знак. Не знать родного языка тире позор запятая несчастье запятая преступление восклицательный знак. Терпеть не могу, когда на меня кричат. Тем более хором. Обижаюсь. Вот и сейчас я очень обиделся и ответил, что как-нибудь проживу и без безударных гласных, и без умения решать задачи, и тем более без этого самого круговорота. Тут мои учебники онемели. Они смотрели на меня с таким ужасом, как будто я в их присутствии нагрубил директору школы. Потом они стали шептаться и решили, что меня нужно немедленно, как вы думаете -- что? Наказать? Ничего подобного! Спасти! Чудаки! От чего, спрашивается, спасти? География сказала, что лучше всего отправить меня в Страну невыученных уроков. Человечки сразу же с нею согласились. -- А есть ли в этой стране трудности и опасности? -- спросил я. -- Сколько угодно, -- ответила География. -- Все путешествие состоит из трудностей. Это ясно, как дважды два -- четыре, -- прибавила Арифметика. -- Каждый шаг там грозит опасностью для жизни восклицательный знак, -- старалась припугнуть меня Грамматика. Об этом стоило подумать. Ведь там не будет ни папы, ни мамы, ни Зои Филипповны! Никто не станет каждую минуту останавливать меня и кричать: "Не ходи! Не бегай! Не прыгай! Не подглядывай! Не подсказывай! Не вертись на парте!" -- и еще десяток разных "не", которых я терпеть не могу. Может, как раз в этом путешествии мне удастся развить волю и приобрести характер. Вернусь оттуда с характером -- вот папа удивится! -- А может быть, мы придумаем для него что-нибудь другое? -- спросила География. -- Не надо мне другого! -- закричал я. -- Так и быть. Отправлюсь в эту вашу опасно-трудную страну. Я хотел было спросить их, а удастся ли мне закалить там волю и приобрести характер настолько, чтобы я мог сам добровольно делать уроки. Но не спросил. Постеснялся. -- Решено! -- сказала География. -- Ответ правильный. Перерешать не будем, -- добавила Арифметика. -- Отправляйся немедленно точка, -- закончила Грамматика. -- Ладно, -- сказал я как можно вежливей. -- Но только как это сделать? Поезда, наверно, в эту страну не ходят, самолеты не летают, пароходы не плывут. -- Мы поступим так запятая, -- сказала Грамматика, -- как всегда поступали в русских народных сказках. Возьмем клубок многоточие... Но клубка у нас никакого не было. Мама не умела вязать. -- Есть ли у вас в доме что-нибудь шарообразное? -- спросила Арифметика, и, так как я не понял, что такое "шарообразное", она объяснила: -- Это все равно что круглое. -- Круглое? Я вспомнил, что тетя Поля подарила мне в день рождения глобус. Я и предложил этот глобус. Правда, он на подставке, но ведь ее и отодрать нетрудно. География почему-то обиделась, замахала руками и закричала, что она не позволит. Что глобус -- великое наглядное пособие! Ну и все такое прочее, что совсем не шло к делу. В это время в окно влетел футбольный мяч. Оказывается, он тоже шарообразный. Все согласились засчитать его за клубок. Мяч будет моим проводником. Я должен идти за ним и не отставать. А если потеряю его, то не смогу вернуться домой и навсегда останусь в Стране невыученных уроков. После того как меня поставили в такую колониальную зависимость от мяча, этот шарообразный сам собой спрыгнул на подоконник. Я полез за ним, а Кузя за мной. -- Назад! -- крикнул я коту, но он не послушался. -- Я пойду с тобой, -- заявил мой кот человеческим голосом. -- Теперь в путь восклицательный знак, -- сказала грамматика. -- Повторяй за мной: Ты лети, футбольный мяч, Не вприпрыжку и не вскачь, Не сбивайся на пути, Прямо в ту страну лети, Где живут ошибки Вити, Чтобы он среди событий, Полных страха и тревог, Сам себе помочь бы смог. предыдущая сказкаследующая сказка